Спасатели

(главы из повести)

Весной "Меркурий" недолго пробыл на отстое, всего месяц, и стал готовиться к полярному рейсу. За время стоянки ему поправили форштевень, свёрнутый зимой во льдах на Сахалине, сменили погнутый винт, отремонтировали брашпиль; в машинном отделении произвели моточистку дизелей, вскрыли и почистили котёл. По окончании ремонта открутили швартовые и ходовые.*

Но рейс в "полярку" неожиданно отменили. "Меркурий" засобирался на юг.
На юге три года рвались бомбы, взлетали навстречу самолётам ракеты, лаяли зенитки, дыбилась земля; на месте джонок, барж, катеров вставали фонтаны коричнево-жёлтой, как глина, воды; над городами, дорогами и рисовыми полями распростёрла свои чёрные руки смерть. На тысячи километров узкой полоски земли полуострова Индокитай шла война. Воевала непокорная республика Вьетнам.

Три года сирены тревог расставляли людей по расписанию военного времени. И шли в эту страну безоружные транспортные суда. Их останавливали в море военные корабли, наводили орудия, самолёты пролетали над кончиками мачт. Порт лихорадило; стволы зениток обшаривали небо; баржи и джонки, отойдя от борта "иностранца", исчезали под водой, разбитые вдребезги, вместе с людьми и грузом. В любую минуту следовало ожидать нападения на стоявшие в порту иностранные суда, и всё же рыбаки, завидев самолёты противника, кидались гурьбой и облепляли со всех сторон теплоходы, надеясь на защиту чужого флага. И когда, не смотря на ясно выведенные краской на трюме флаг и буквы USSR, самолёт пролетел и ударил так, что пробил надстройку, один из команды погиб, а двое едва отлежались в госпиталях, вопрос о посылке на юг спасателя, наряду со многими важными вопросами, решился быстро.

На "Меркурии" стали заменять людей. Кое у кого не оказалось допуска к загранплаванию. Почувствовал прилив отваги повар Шлёма и побежал доставать "две строчки положительной характеристики". Свои надежды он возлагал на какого-то Сашу: - Саша замолвит, Саша сделает, - твердил наивный Шлёма, лелея надежду увидеть Южный Крест. Только оказалось, что "визу" Шлёме за старые грехи "хлопнули" навечно.
Жёны большинства моряков воспротивились рейсу в район военных действий. Но кадровый вопрос на спасателе решился. В рейс вышли в июне.

Весь переход Атаманов не давал команде покоя, учебные тревоги следовали одна за другой, благо погода не мешала "Меркурию". - Куда и зачем? - спросили с авианосца, когда "Меркурий" вошёл в залив ХаЛонг.- Требую остановиться и ждать указаний. Атаманов приказал ответить:"Выполняю правительственное задание." Корабль охранения пересёк курс "Меркурия", опустил стволы орудий, снова поднял, прошёл параллельным курсом и взял вправо. - Зуб неймёт, - произнёс Атаманов. - Ещё бы, три гидропушки, поневоле испугаешься, - не удержался, съязвил старпом. Да, немного нужно было трудов, чтобы отправить к рыбам "Меркурий".

И было как-то странно идти под наведёнными орудиями сквозь строй военных кораблей и не испытывать страха, идти в страну, которая воюет, чтобы помочь ей, насколько возможно, и на этих кораблях знали об этом и всё же пропускали, поворчав. Это было странно и понятно одновременно. И Антон Атаманов здесь, под чужим небом, за тысячи миль от своей страны, без излишней сентиментальности и оскорбляющей слух болтовни воздал хвалу той силе, которая сделала возможным такое вот положение вещей, и ещё раз дал себе слово до конца дней своих содействовать этой силе, укреплять и подпирать её, и бороться до крови, до смертельной усталости с теми, кто мешает этой силе восторжествовать на земле.

Влажность угнетала. Влажным было тело ночью и днём, и в сумерки; влажными были насыщенные духотой каюты; влажной оказывалась постель. Люди цвели потницами и прыщами, прижигали язвы зелёнкой, дававшей ничтожный результат. Спасаясь от духоты, спать уходили на палубу. Но там наступал черёд комариный. Сетки и простыни предохраняли от укусов, но не спасали от всегда внезапного тропического дождя. Некоторые перед сном замачивали простыни под краном умывальника, утверждая, что спать под ними менее влажно, чем под сухими, но большинство моряков не хотело этому верить.

Регулярные ночные бомбёжки и зенитный перепляс и вовсе были некстати. Надо подхватывать одежду и укрываться в нижних помещениях. Иные, впрочем, оставались лежать на палубе, для безопасности прикрыв голову ладонями.
Причалы не пустовали. На внешнем рейде скапливалось до десятка и более судов. Некоторые входили в реку и, встав на бочку,* выгружались в джонки. Работы велись круглосуточно, в ночное время линии причалов освещались электрическими фонарями, которые тут же гасли при поступлении сигнала воздушной тревоги. Выключали освещение на судах, и порт погружался в темноту.

Чтобы сократить время стоянки, капитан теплохода "Грибоедов" предложил проводить на причал и одновременно на пришвартованные с другого борта баржи. Мысль понравилась и морякам, и работникам порта. Портовики избавлялись от лишней перевалки грузов, которые по сети рек сразу отправлялись к месту назначения.
"Меркурий", когда находился в порту, вставал лагом к строящемуся бетонному причалу. До постановки "Меркурия" причал не один раз бомбили. Изображение флага страны на трюме и надпись, говорившая о принадлежности судна, заставляли лётчиков соблюдать некоторую осторожность.

В порту на Красной реке выгружались суда из Польши, Советского Союза и других стран. Заходили сюда сомалийцы, болгары, греки, приходилось видеть кубинцев и киприотов. Много стран поддерживало торговые отношения с республикой и посылало к её берегам свои суда. По вечерам свободные от работы моряки сходили на берег. Наступали короткие сумерки.

Электрическое освещение ещё не было включено, и поэтому ступать приходилось с осторожностью. Порт загромождён грузами, для прохода оставались узкие подъездные пути. Десятки деревянных причалов во многих местах были сорваны, под настилом хлюпала тёмная, неприятно пахнущая вода. Трудно соблюдать санитарные нормы, когда работать приходится в условиях частых воздушных налётов. Но также трудно было согласиться с тем, что невозможно избежать потерь привезённого за десятки тысяч миль зерна, которое в немалых количествах лежало на земле перемешанное с пылью, и служило пищей многочисленным стадам обнаглевших крыс.

Атаманов, хорошо помивший голодное военное время, сразу же бурно запротестовал.
- Потерь много, небрежно выгружают, - соглашались хмуро капитаны.
-вахтенных - помощников и трюмных матросов плохо слушают. Агента - побаиваются. Некоторые, правда, чисто работают Но всё же у нас иное отношение к хлебу.

Ни с кем так близко не сходились меркурьевцы, как со своими коллегами - польскими моряками. Весёлые, крепкие, доброжелательно настроенные парни запросто приходили на спасатель непременно с "телевизором", так называли они ящик с бутылками знаменитого живецкого пива. Знание русского языка и популярных в Союзе песен делали их незаменимыми в любой компании. Морякам было о чём рассказать друг другу.
Спасатели встречались с поляками на футбольном поле и на волейбольной площадке. Когда попа- дался серьёзный противник, составляли сборную "Польша-СССР". Группами в несколько человек совершали прогулки по городу, поглядывая на небо, и при налётах авиации один за другим прыгали в вырытые у обочин дороги укрытия.

- Холера ясна! - ругались поляки, выбираясь после отбоя из ям и отряхивая одежду.
-опять из уродовали мост - месяц назад его восстановили!

Хайфон жил неспокойной прифронтовой жизнью. В нём оставались только те, кто был необходим для работы в порту и на предприятиях. Детские учреждения, школы, больницы вместе с обслуживающим персоналом, оборудованием и хозяйственным инвентарём были эвакуированы в глубь страны в горы и джунгли. Туда же были вывезены и семьи оставшихся в городе рабочих и служащих.

Однако ещё встречались стайки чумазых ребятишек. Стоило кого-нибудь из них поманить, несколько человек тут же окружали иностранцев. Моряки угощали их чем могли и, осмелев, ребятишки просили:

- Сигарэт!

Вдоль улиц стояли опустевшие, закопченные дома, некоторые были разрушены. На площадках, в скверах, у обочин улиц под деревьями формировались колонны грузовых автомобилей, лежали строительные материалы, различное оборудование, металлоконструкции.

- Надо бы поторопится вывозить, - говорил кто-нибудь из моряков. - Неровен час, прилетят коршуны …

Вечерами на тротуарах раскладывали свой нехитрый товар торговцы. Они приносили его в старых чемоданах, раскрывали, присаживались рядом на корточки или маленькие стульчики и о чём-то подолгу беседовали друг с другом. Было в их горестных позах что-то щемяще знакомое для польских и русских моряков. Будто и для них вновь вернулось скорбное время войны и разрухи.

11.

Для проведения водолазных работ "Меркурий" вышел в соседний порт Хонгай. Сложным Фарватером прошёл он по заливу. Из светло зелёной, исключительно чистой воды поднимались живописные, выветренные за тысячелетия скалы, просматривались сквозь воду коралловые рифы. Вокруг лежали низкие, заросшие кустарником острова. Берега залива, гористые, изрезанные лощинами, с удобными тихими бухточками , радовали глаз мирным, вечнозелёным покоем. Если бы не рёв самолётов, время от времени бесновавшихся в голубом, покрытом облаками небе!

В этом порту грузились углем " иностранцы". Республика продавала его. Едва от причала отходил гружённый углем "иностранец", как тут же налетали поднявшиеся с авианосцев истребители - бомбардировщики. Зенитчикам вьетнамской армии стоило немалых трудов заставить самолёты сбросить свой груз мимо цели.

Уголь в трюмы грузили давно отжившими своё время кранами. И всё это значительно замедляло работу. Когда же, прорвавшись сквозь огневой заслон, американцы попадали в цель и выводили из строя технику, суда продолжали грузить вручную. Маленькие, хрупкие женщины и молчаливые муж чины, согнувшись под тяжестью мешков, упрямо шли по сходням. И было в этом такое упорство и решимость выстоять, не сдаться, что Атаманов, забыв о своём возмущении по поводу неполадок в портах при выгрузках зерна, невольно сравнил их труд с тем порывом, который проявляли люди его родины во время памятной ему войны.

Уголь закупали английские и японские фирмы. Республике это гарантировало поступление иностранной валюты, укрепляло платёжеспособность и открывало кредиты. Страна не могла себе позволить нарушения договорных обязательств.
В порту Хонгай на "Меркурии" нередко бывали гости - польские и болгарские инженеры, помогавшие строить в одном расположенном поблизости районе электростанцию и горно-обогатительный комбинат. Им было необходимо общение с новыми людьми - жизнь в малоосвоенной местности среди одуряющей духоты и влажности была несладкой. Почта доставлялась нерегулярно, новости запаздывали, развлечений, кроме бесед со стаканом вина, никаких. Мужчины скучали неимоверно и с нетерпением ожидали прихода в порт судна под флагом своей или союзной страны. "Меркурий" был для них окном в привычный мир, где работали кинотеатры, неслись по асфальту легковые автомобили, звучала знакомая музыка, а по улицам упругой походкой шагали нарядные, красивые женщины.

Гости с удовольствием ели борщ, хвалили хлеб судовой выпечки, смотрели кинофильмы, корректно, по-джентльменски ухаживали за молоденькой поварихой. Приглашали моряков к себе, в отведённую им для отдыха гостиницу, стоявшую в густой зелени природного парка.
Ни парк, ни расположенные в нём постройки не подвергались бомбёжкам, на этот счёт американские лётчики имели строгое предписание командования. Тем не менее, при налётах проживавшие в гостинице обязаны были спускаться в бомбоубежище.

Как всегда, местом встреч для иностранцев был интерклуб. В Хонгае интерклуб был маленький и очень уютный. Здесь экипаж "Меркурия" отметил очередную годовщину подъёма флага на спасателе. После речей, произнесённых Атамановым и первым помощником, началось застолье. Когда пришло время, электрик Стекловидов растянул меха баяна, и даже Атаманов пустился в пляс.

В один из дней, уволенные на берег моряки, вынуждены были укрыться в вырубленном в скале бомбоубежище. Авианалёт продолжался три часа. Волны самолётов сменяли одна другую. Грохот бомбовых разрывов и лай зениток проникали сквозь массивные, плотные двери.

Вместе с моряками в бомбоубежище находились рабочие порта. Они сидели и стояли, сосредоточен- ные, очень усталые, со следами угольной пыли на одежде и лицах. Воздух подземелья постепенно гу стел, дыхание людей учащалось, тела стали липкими от пота. А наверху продолжало грохотать.

- Не припомню такого налёта, - сказал Хачатуров.

- Как они это выдерживают? - Он кивнул - в сторону портовиков.
Ему не ответили, разговаривать не хотелось.
В глубине бомбоубежища засветился экран. Кинолента рассказывала о событиях текущего дня, о многотрудной работе транспорта республики по доставке военных и хозяйственных грузов.

По лесным и горным дорогам, через наведённые на реках понтонные мосты, сквозь заболоченные низины шли грузовики советского и китайского производства; велись работы по восстановлению разрушенных железнодорожных путей; в стороне лежали опрокинутые паровозы; под охраной военных катеров тянулись тяжело нагруженные баржи. По узким тропам через леса и горы мужчины и женщины, старики и подростки на велосипедах, буйволах и просто в корзинах за спиной переправляли грузы всё дальше и дальше на юг. Действовал сложный, тщательно отлаженный механизм, работу кото рого не могли нарушить действия врага, сколь эффекетивны и продуманы они ни были.

Когда, наконец, наверху стихла бомбёжка и люди выбрались из бомбоубежища на показавшийся вдруг прохладным воздух, они не узнали порта. Все служебные постройки его были разрушены, краны опрокинуты и исковерканы, в самом центре причальной линии зияла огромная воронка. Пахло гарью, в воздухе ещё не осела пыль.

Моряков поразила сдержанность , с которой восприняли рабочие эти разрушения. Они не стенали, не суетились, не посылали проклятий вслед улетевшему в сторону моря противнику: подчиняясь команде, разбились на группы и разошлись по своим рабочим местам.
"Меркурий" расчищал фарватер от затонувших барж, вёл водолазные работы у разрушенного причала, проводил в порт пришедшие после бомбёжки суда.
Механики и мотористы спасателя помогали ремонтировать краны, восстанавливать крановые пути. До позднего вечера сверкали огни электросварки.
В эти дни никто не ходил в интерклуб. Когда основные работы были завершены, "Меркурий" вернулся в Хайфон - порт на Красной реке.

12.

… Джонка отошла от борта и тут же затонула: снаряд ударил в неё, разломал в щепу. Из девяти человек семьи-экипажа не выплыл ни один. Вторым заходом лётчик промахнулся: баржа осталась цела. Но пулемётная очередь прошила корму теплохода "Нижний Тагил", а над средней надстройкой его рванули шариковые бомбы. Со стоявшего близко вверх по течению вооружённого китайского транспорта в помощь береговой артиллерии ударили зенитные пулемёты. Суда из Китая приходили в порт Хайфон вооружёнными. Из-за скал, болотистого разлива, как бы принюхиваясь и выбирая жертву, вспарывая небесную просинь акульими носами, взлетели и понеслись управляемые ракеты. В шаманьем падучем танце, отклоняясь, подныривая и взлетая на форсаже, самолёты осатанело заходили на цель.

Поднялось с фундамента и рассыпалось на каменья здание электростанции; упали портовые соору- ружения; за пустующими домами, за деревьями и у мостов через реку встали бурые дымы; о палубы судов застучал опасный осколочный дождь.
На "Тагиле",лишённом хода, с выведенной для осмотра и текущего ремонта машиной, заметались. Ещё одна джонка ушла под воду. "Тагил" тряхнуло, едва не сорвало с бочки, и капитан вызвал спасатель.

"Меркурий" подбежал и встал рядом, работая против течения малым ходом, готовый завести буксир: экипаж по тревоге, спасательные средства в состоянии немедленного пуска. В это время рядом с бортом угрожающе взвыл и, вздыбив иглисто воду, ударил в дно реки шрайк.
Атаманов, в каске, в безрукавке и шортах, стоя на правом крыле мостика, следил за происходящим.
"Сволочи, - твердил он, скрипя зубами.

- Главное им - уничтожить…"
И тут самолёты внезапно кинулись врассыпную, беспорядочно отстреливаясь: с запада, из облачности предгорий, бесшумные среди общего треска и рёва, показались маленькие истребители Вьетнама.
Атаманов, кривя губы в усмешке, с чувством недоумения и какой-то неловкости наблюдал, как сработанные по последнему слову авиационной техники машины, не принимая боя и даже не делая попытки сопротивления, наподличав, в панике улетали по направлению к морю, где стояли их базы- авианосцы.

Вьетнамские лётчики летали на МИГах не последней серии, проигрывали в скорости и, очевидно, вооружении своему противнику, тем очевидней был страх пилотов, бросившихся наутёк.
"Сволочь, сволочь! - повторял Атаманов и сейчас, и после, белея глазами, видя перед собой потоп- ленные джонки, рваные паруса, плачущих женщин, окостеневших в горе стариков.- Чем отличаются эти "герои" от тех ублюдков, которые нападают в темноте пятеро на одного, а потом бегут, заметают следы? Поизголявшись над беззащитными людьми - бежать, уклонившись от настоящей драки! Убогая мораль и тридцать серебренников за "геройский" вылет - вот их "Верую"!"
Самолёты скрылись. С юга, из Океании, подминая под себя море и землю, надвигался тайфун "Элеонора".

На "Меркурии" приготовились. "Эля" подходила к заливу.
Рано утром в бликах поднявшегося солнца на противоположном безлюдном берегу реки было замечено непривычно оживлённое движение. Местные рыбаки, подхватив на плечи лодки, уходили вверх по течению и скрывались за пригорком. Усилился ветер.

К десяти часам он свирепо рвал натянутый на палубе тент, гнул стойки, врывался в открытые иллюминаторы кают, устраивая в них погром. Потом хлынул неожиданно холодный дождь. Струи хлестали по телам, как вылетевшая из-под колёс автомобиля щебёнка.

Когда справились с тентом, ветер валил с ног, ливень стеной стоял на палубе, река шла вспять, и на её поверхности в жуткой карусели вращались и топили друг друга десятки джонок и металлических барж с экипажами из женщин, стариков и детей. Ураган нёс эти судёнышки, и они, беспомощные покорились ему. Две джонки ударились о борт "Меркурия", вскрикнул стиснутый между сталью и деревом человек. Несколько женщин и мужчин, передав детей матросам "Меркурия", выскочили на палубу, не веря в спасение.

"Меркурий" и ещё десяток судов стояли у причалов, остальные, заблаговременно выведенные из узкости реки, отстаивались на акватории залива. Ветер прижимал теплоходы к стенкам причалов, и это облегчало их положение. Но после двенадцати ветер повернул. Швартовые канаты вытянулись; застонали, накренились суда. Выстрелы рвущихся связей с берегом - и стальные махины с вытравленными до предела якорными цепями с резвостью несутся мимо "Меркурия", наталкиваются друг на друга - и садятся на отмель.

Первым понесло "китайца". Судно зацепило по дороге советский теплоход, снесло ему крыло мостика и смяло капитанскую каюту. Но всё же счастье не оставило моряков: в полумиле от банки "китаец" удержался на якорях. Следом за ним проследовал тридцатитысячник - либериец; его выбросило на отмель. Через несколько минут там же оказалось ещё три теплохода.

"Меркурий" у стенки причала удержался.
Отважно вышел на середину реки маленький вьетнамский буксир. Он ничем не сумел помочь тонущим баржам и джонкам, но все часы работы тайфуна провёл в этом кипящем, клокочущем котле.
В заливе дела тоже шли худо. Ветер срывал волну и бросал на палубы и надстройки; на нескольких судах выдавило стёкла лобовых иллюминаторов. Одного "англичанина" перенесло через выдвину - тую от берега косу и ударило о грунт; теплоход "Шуя", бросив оба якоря, обеими машинами работал "Полный вперёд", но его неудержимо тянуло вслед за английским судном.

И стоять бы им, сцепившись, на отмели, но унеслась "Эля" дальше, всюду сея разрушения и смерть. А к шестнадцати часам над городом засияло солнце и зачирикали птички.
"Меркурий" приступил к работе. Вымывал винтом грунт из-под днищ сидящих на отмели судов, стащил "либерийца", помог теплоходу "Коминтерн". Ещё несколько судов, не оставляя собственных попыток, ждало его.

Затем "Меркурий", зацокав стальным сердцем / устал, одышка/, поспешил в залив.
Здесь он при - близился к "англичанину". И тут насосы через подгнившие и местами сорванные кингстонные решётки забрали и подали в магистраль всё находящееся на морском дне, живое и неживое.
Плохими оказались приёмные фильтры на магистрали, доступ охлаждающей воды для нужд двигателей "Мерку- рия" прекратился. Двигатели тотчас начали перегреваться. Атаманов, однако, требовал хода. "Дед" Завольский по телефону сказал капитану:
"Сейчас я начну седеть клочьями." Капитан ему не посочувствовал:
"Выполняйте приказание!"

С кипящей водой в дизелях "Меркурий" вывернул на течение и бросил якорь.
- Можете останавливать свои "трактора", - сказал по телефону капитан.
- Хорош ананас, да не к водке! - в сердцах выкрикнул "дед".
- Скапустились? - с насмешливым участием спросил Атаманов.
Он сам был испуган, но вида не подавал. "Дед" в ярости бросил трубку.

Бледные, потные механики смотрели друг на друга шальными глазами, Виталий Иванович с пальцев сдувал вырванные в горячах с головы волосы. Затем все четверо они запорхали вокруг двигателей и едва не целовали их в пышущие жаром бока.

Обошлось. Не "скапустились". Целы оказались втулки цилиндров , не заклинило поршни, в картерах нет воды - ура! Провернули, запустили, прослушали, ещё раз ощупали и осмотрели. И лишь после этого неудержимо и бурно заговорили, используя "для связки" крепкие выражения.
- Нет, я определённо до пенсии не доживу! - утверждал Виталий Иванович и мелкими глотками пил минеральную воду.
- Как я в такой обстановке могу до пенсии дожить?

Накричавшись, выжав полотенца, которыми утирались и размахивали, механики решили вскрыть холодильники для очистки. Сбежалась машинная команда. Навалились. Холодильники вскрыли - и отпрянули. Из труб, из-под крышек вместе с травой, ракушками , илом вывалился це- лый клубок водяных змей. Паника!!

В первую минуту старший механик так испугался, что выскочил через клинкетную дверь в сосед- нее гребное отделение. Четвёртый механик вооружился шваброй. Третий механик испарился… Нет, он отважно выглядывал из-за перегородки котельного отделения. Второй механик взлетел на крышки цилиндров двигателя, и оттуда стал руководить перепуганными мотористами.

"Смелее! - кричал он.
- Бей! Дави! Сгребай!.." Мотрист Хачатуров, электрик Стекловидов сотоварищи ломиками и прутками уничтожали шевелящихся тварей.

До поздней ночи не прекращались авральные работы на "Меркурии". Последними, беззлобно под- начивая друг друга, из "машины" выползли Хачатуров, второй механик и "дед".На палубе их обдало знойным ветерком.
На следующий день при большой воде* "Меркурий" сдёрнул "англичанина" с мели. Тот отделался легко: ни одной пробоины. Хорошее, мягкое дно в заливе Лонг.

13.

Над страной потел и плавился тропический август. Река не давала прохлады, от неё исходил жар. Но не столько жара, сколько влажность угнетала людей.
Август месяц. Какая благодать сейчас на севере, в родном краю, где всё так привычно и где в мага- зинах / подумать только! / продают холодную минеральную "Ласточку"! А пляжи усыпаны бронзовыми от загара телами в разноцветных купальниках.

Ждали вестей из дома. Вести приходили разные. Начальнику радиостанции Ивану Ивановичу - хорошие: получил квартиру из трёх комнат. Второму механику - так себе: жена сообщала, что скучает, что у Леночки прорезался второй зуб, а сестра Алевтина выходит-таки за своего Николая. Ревизору- неприятные: невеста махнула на него рукой и укатила отдыхать на "запад" с белокурым спортсме ном Стёпой.
Ревизор посмеивался, но выло видно, что веселится он через силу, а глаза его стали какими-то больными.

Вечер девятого августа ничем не отличался от других подобных вечеров. Как всегда, после бесконечного дня наступила скорая и не менее душная темнота.
В головах звон сорока сороков. Одно желание у моряков - улечься на раскладушку и не двигаться.

Развернули экран. Стекловидов закрутил польский фильм "Борьба титанов". Второй механик подошёл к борту.
- Очень странно, - сказал он, поглядев направо,
- что это жгут на "Герцене"? По надстройке ошвартовавшегося неподалёку "одессита" плескались тревожные малиновые бли - ки.
- Что это у них? - позвал ревизора второй механик.
Тот посмотрел и, не говоря ни слова, кинулся в каюту капитана. Навстречу им в проёме двери по- казался Атаманов.
- Машину готовить - быстро! - приказал он.
Бабахнули дизели. Развернули пожарные посты. Через пять минут "Меркурий" был на середине Реки . Отсюда было видно, как из трюма "Герцена" вырывались сполохи пламени и тяжело подни мался густой, чернее южной ночи дым.

Доктор "Меркурия" Борис Богданов и старпом Демьян Яковлевич вскочили на борт, когда между "Меркурием" и причалом уже чернела метровая полоса воды. "Скорее! Скорее!" - махали им сверху матросы, стоявшие у приготовленных к действию гидропушек.
- На "Герцене" пожар! - крикнул старпом.
- Знаем! - громко ответил Антон.
- Принимай руководство пожарными партиями на себя! - Право руля! Средний ход! Швартоваться левым бортом!
Доктор Богданов находился на "Герцене" по делу: у капитана судна разболелось сердце.

Не везло в этом году его теплоходу. Казалось бы, новейшее судно, отличный ход, опытный экипаж - и над всем этим дамоклов меч неудачи. Если считать навал на причал и подмочку сахара в трюме мелкими неприятностями, то к крупным следовало отнести: потерю якоря, обрыв грузовой стрелы, заклинивание насосов рулевой машины, выход из строя грузовых лебёдок. А в заключение, не далее, как вчера в тяжелейшем состоянии был снят с судна и госпитализирован радист, перенёсший на ногах два приступа аппендицита и едва не поплатившийся жизнью при третьем "звонке". Капитан не на- ходил себе места.

Его самого надо было серьёзно лечить, но ложиться в госпиталь он наотрез отказался. Судовой медик - фельдшер по образованию - попросил на консультацию Богданова. Старпом пошёл на "Герцен" по своим делам. Так и оказались оба на теплоходе.

Капитана "Герцена" Богданов нашёл в радиорубке. Прислонившись лбом к стеклу иллюминатора он осторожно водил ладонью по левой стороне груди. Из третьего трюма выгружали селитру.
- Не знаю, что делать с грузчиками: курят. Старпом с боцманом объясняли - не понимают, - - тихим голосом пожаловался капитан врачу.
Из третьего трюма вдруг выплеснулось пламя. Капитан схватился руками за подлокотник иллюминатора, зашатался.
- Борис Миронович, - прошептал он.
- Беги, дорогой, на "Меркурий", скажи там.
Быстрее! Иначе мы тут взорвёмся.
… Борис Миронович и старпом Серебряков прыгнули на борт спасателя, когда между бортом и причалом уже чернела метровая полоса воды.

На "Герцене" принимали меры к ликвидации пожара. Когда "Меркурий" подошёл к судну, оттуда донеслись слова команды:" Всем укрыться в помещениях! Идёт углекилота!"
Углекислота пошла, но не помогла: трюм оказался закрыт неплотно. А может, это даже облегчило участь судна, ведь при горении селитры выделяется достаточное количество кислорода, поддерживающего процесс горения. Могло быть, что при полной герметизации судна давлением газов сорвало бы люковое закрытие трюма.

"Меркурий" ошвартовался у правого борта "Герцена". На борт его высадилась аварийная партия со старпомом, боцманом и ревизором. Руководство тушением пожара перешдо к Атаманову. Трюм открыли снова - из него поднялся смрадный, тяжёлый дым.
Заработали гидропушки и десятки пожарных рукавов, в трюм потоками полилась вода.
Селитра продолжала гореть. Несколько раз взрывообразно вырывалось из трюма пламя. На помощь командам "Герцена" и "Меркурия" прибыли люди из порта и соседних судов. Протянули дополнительные пожарные шланги. Работали молча. Лишь голос Атаманова, усиленный микрофоном, да шум огня и воды и рычание двигателя "Мерку- рия" нарушали тишину.

… Два ночи. Сила огня уже не та. Трюм залит водой едва не на половину объёма. Использована пена с "Меркурия". Кажется, управились. Ещё не до конца, но - управились. Люди устали. В трюме, как в поставленном на огонь котле. Сильная загазованность. В машинном отделении "Герцена" оплавилась, съёжилась краска, но не вспыхнула: на переборки непрерывно лили воду. В помещениях огня нет. Это хорошо. В помещениях тушить труднее. В соседнем трюме благополучно. Ещё немного, и можно отпустить людей отдыхать. Разумеется, оставить вахтенных для наблюдения. Два тридцать. Гулко стучит в висках кровь. Атаманов устал. Пора на отдых. "Меркурию" стоять у борта "Герцена". Вахты по расписанию. Всё.

Атаманов вызывает к себе в каюту ближайших помощников и достаёт из холодильника сразу запотевшую бутылку "Столичной". Наливает каждому и, подняв свою стопку, поздравляет с успешным окончанием операции; и все поздравляют друг друга. И сказал Атаманову старший механик Завольский:
"Желаю Вам здравствовать, капитан!" - и пожал ему руку в знак уважения и признательности.
Атаманов весело косит взглядом, благодарит собравшихся и в их лице весь экипаж. Он чувствует задор распалённого, сильного скакуна, в хрипе и клочьях пены взявшего последний барьер. Дух соревнования, жажда борьбы, стремление принять на себя удар, предназначенный другому, умение подчинить желания делу - не в этом ли суть спасательной службы на море! Эти мысли высказывает Антон Атаманов в кругу единомышленников. И они соглашаются со своим капитаном.

Тяжёлый, трудно поднимавшийся из трюма дым нёс в себе ядовитый газ. Им дышали люди, незаметно отравляясь. Дым сразу не понравился Атаманову, но срочность операции не оставляла времени на раздумья. Да и кто мог предположить такое осложнение? Кому и когда случалось затушить пожар на судне с селитрой? Суда с селитрой взрывались.

С "Меркурия" и "Герцена" госпитализировали немалую часть экипажа, некоторых увезли в тяжёлом состоянии. На швартовые операции в помощь оставшимся в строю матросам выходили механики, электрики и мотористы, которых не зацепил газ.
Доктор Борис Богданов в эти дни редко появлялся на судне, всё время проводил в госпитале. От него узнали, что часть людей вывезли на вертолётах в Ханой и поместили в больницу советского посольства. Ревизор Игнатьев был нетранспортабелен, лечаший вьетнамский врач Хао опасался за его жизнь. Умер водолаз Василий Терехов.
Атаманов ездил в госпиталь, расспрашивал, видел Игнатьева. "Поднимется?" - спрашивал у врача Доктор Хао пожимал плечами, вздыхал.

И всё-таки ревизора подняли с одра. Через месяц, к тому времени, когда остальные излечившиеся вернулись из госпиталей и приступили к исполнению своих служебных обязанностей, "Герцен" ушёл в Одессу, и жизнь постепенно вошла в колею. Ревизора встретили, как прибывшего с того света. Он пробыл на "Меркурии" недолго. Вместе с остальными, наиболее пострадавшими, в числе которых были боцман Николай Иванович и электрик Стекловидов, он вскоре получил замену и отбыл на родину. "Не так-то просто переплюнуть свою судьбу,"- сказал ревизор, получая от медиков во Владивостоке "белый" билет.

За несколько лет до пожара на "Герцене" в одной из стран Нового Света на рейде взлетел на воздух пароход с селитрой. За ним взорвалось соседнее судно с тем же грузом. На берегу рухнули дома, сдетонировала нефтяная база, и пламя накрыло побережье многоцветным огненным ковром. Можно только гадать, какие грузы находятся в порту воюющей страны. И поэтому Антон Атаманов горд тем, что если живёт и попрежнему трудится город на Красной реке, то есть' в том некоторая заслуга экипажа спасателя "Меркурий" и его капитана.

А потом спасатель отправился ещё южнее - предстояло прибукусировать плавмастерскую. Вырвавшись из душного марева влажности, он выбежал на океанский простор. Океан качал его по замысловатой кривой, в необъятной ночи незримые духи раскуривали трубки и пускали дымы раскидистых туч. Трубки гасли, и духи вновь разжигали их угольками звёзд. Вот снова мгла, лишь детским шариком на резинке взлетает и падает в иллюминаторе одна- единственная звезда. Потом к ней присоединяются другие звёзды, и начинается звёздный ералаш.

Необычность обстановки обостряет память; разыгрывается воображение, на ум приходят образы Александра Грина, проплывают мимо с напористой зеленью острова, фосфорисцирует и пляшет океанская волна, как-то по особенному задорно постукивает под кормовым подзором трудяга винт. Вперёд! Вперёд! Нас ждут. Мы спешим. Мы спешим.

"Меркурий" спускался и спускался на юго-запад. К островам. И не дошёл: получил аварийную РДО изменил курс.
… Он во-время подставил свой корпус. Большой теплоход замедлил движение, остановился, подался назад. Цокнул, обрадовано зачастил исправленный двигатель, отработал в нужном направлении. Теплоход вырвался из тисков и оказался в безопасности. А "Меркурий" не смог: было поздно. Прибой подхватил его и ударил о камни, в машинное отделение хлынула вода. Зашатались мачты, заскрежетало по бортам, посыпались стёкла. Прибой бил, глумился. "Меркурий" повалился на борт.
- Всё! - сказал Атаманов.

На теплоходе увидели беду, легли в дрейф, спустили плоты и спасательные шлюпки. Прибой не подпускал их к "Меркурию". С острова на плотах и катамаранах спешили местные жители. Спасатель погружался в воду. Вода уже гуляла по палубам и коридорам, оба машинных отделения превратились в озёра, электрические кабели обесточивались. Спустить шлюпки не позволял накат. Атаманов, держась за перила правого крыла мостика, стоял молча. Команды отданы, лишние раз- говоры ни к чему. Люди забирались на мачты.

Островитяне, не теряя времени, спустили плоты на канатах. Прибой понёс их к гибнущему судну. Моряки спасателя партиями по нескольку человек переправлялись за полосу прибоя. Там их ждали шлюпки теплохода.
Последним, дрогнув лицом, сошёл с "Меркурия" капитан Атаманов. Ты всё сделал, что мог, Антон. Ты неплохо работал. С полной отдачей сил. Кто осудит тебя? И всё же обидно. Не сумел. Не одолел. Стихия.

Вступив на борт вызволенного теплохода, капитан оглянулся. Вот оно, место, самое знаменательное для него. И для тех, кто стоит с ним рядом. Хоть никогда не будут сбавлять свой ход и приспускать флаги суда, проходя мимо могилы, где нашёл свой покой всегда спешивший, много хотевший, по мере сил делавший неугомонный спасатель.

Зелено-голубая, пронзительной чистоты вода океана насколько хватало глаз была покрыта пенными барашками; вдали шумел прибой. Над теплоходом закружились чайки. Они видели всё, что произошло недавно и, наверное, хотели выразить людям своё сочувствие. Вон их сколько налетело. "Чайки - это души умерших моряков. - Неожиданно вспомнил Атаманов старинное поверье.- Как скоро станет одной чайкой больше?"
Старпом Серебряков и Виталий Иванович Завольский подошли к капитану.
- Надо держаться,- сказал Серебряков.
- Унынье - море: утонешь безвозвратно. Надежда - - лодка: сядешь и переплывёшь.
- Переплыву, - сказал Атаманов.

1973- 1977г.

Владивосток

* - виды испытаний судовой силовой установки.
** - сооружение для швартовки без отдачи якоря. Бочка находится на
плаву, крепится ко дну своим якорем *** - бортом